У подруги умерла мама — мир её праху. Подруга в полном душевном раздрае, живёт исключительно на успокоительных, мне решилась позвонить только на второй день после смерти — ну да ладно, я её понимаю, да и смысл ворчать теперь-то. Рассказ же не столько о прискорбном событии, сколько о том, какой п#$%ец творится вокруг человека, когда тому нужно отдать кому-то из близких последние почести.

Подруга — барышня с неимоверно крепким внутренним стержнем — держалась до последнего, но второй поездки в морг уже могла не выдержать и, как я уже говорил, позвала за компанию меня.

Здание морга. Первое, что встречает посетителя, — гробы. С ценниками. Сразу же, при входе. Ровно по центру стоит здоровенный дубовый переносной склеп (другого слова просто не подобрать) за сто с гаком косарей в национальной валюте РФ. Сто! Гробы поскромнее распиханы по бокам этого монумента посмертному тщеславию человека, но и там ценники внушают недоумение. На хрена? Кому это надо? Покойнику? Ему пофиг, я уверен. Родственникам? Разве что у них очень нечиста совесть перед покойным, и они вот таким извращённым способом пытаются замолить грехи. В общем, я был преизрядно изумлён.

Нам надо было передать санитарам одежду и макияж для покойной. Ищем глазами вспомогательные надписи, стрелки, указатели. Подбегает услужливая тётечка средних лет, ласковым голосом раздаёт ценные указания… Причина любви выясняется тут же: флористы пасутся прямо рядом с залами для прощания, и у них там вывешена целая фотовитрина, опять же, с ценниками. Ценники просто зубодробительные. Подруга с пустым взглядом выслушивает поток: «А вот можно с белыми розами сделать, и недорого, и шикарно получится, посмотрите». Я аккуратно оттесняю её к заветному кабинету, куда нам надо передать тючок с вещами. Тётечка бежит за нами, как шакал за раненым копытным. В итоге подруга вдруг замирает у какого-то из ценников и говорит мертвенным голосом:

— Она любила ромашки. Можно вот так, но с ромашками?

Нам обещают ноги мыть и воду пить. Деньги платятся, чек выписывается, я молчу. В кабинете строгий мужчина тоже предлагает услуги: просто нанести макияж на покойницу — до хрена рублей, не просто нанести, а забальзамировать «для блезиру» — два раза по до хрена рублей. Я давлюсь воздухом, подруга безропотно раскрывает кошелёк. Мой внутренний счётчик уже в красной зоне габаритов разумного, но это ещё не конец.

День похорон. Вместо белых ромашек в букете — красные герберы. Подруга — в слёзы. Я закипаю, начинаю тихо, но отчётливо наезжать на флористов. «А у нас на складе закончились!» — и взгляд оскорблённой невинности. Грёбаный йод, да за такие деньги вы их родить были должны! В итоге подруга же оттаскивает меня от прилавка: денег ей не надо, а жалобной книги у этих спекулянтов не оказывается.

Уходим прощаться. Эту часть опущу. Было тяжело. Далее начинается аттракцион неслыханной жадности. Донести гроб из зала до автомобиля — тысяча рублей. Двадцать метров, я замерял. Из автомобиля до могилы — ещё тысяча. Подложить лапника, подсыпать песочком — две пятьсот. В течение года, пока могила оседает, подсыпать и «ухаживать» — четырнадцать тысяч. «Пилите, Шура, пилите, они золотые». Не знаю, во сколько обошёлся автомобиль, но тоже, думаю, недёшево. А, ну и агент на кладбище «случайно» чуть не забыл выдать нам корешок квитка об оплате. Хорошо, вспомнили, изловили, изъяли.

Что я могу по этому поводу сказать? Друзья, берегите родных. Берегите себя. Живите вечно. Ну, или завещайте себя кремировать и развеивать по ветру. А всем стервятникам от индустрии смерти — да чтоб вы подавились! Джа не фраер, он всё видит.